Все мы живём очень одинаково. Вот и я. Иногда болеем, бывает серьёзно.

Один раз заболел так и я. Попал в 1-й Медицинский, да ещё в те благословенные времена, когда лечили, по крайней мере старались, а мы в ответ были уверены, что нас вылечат. Но сейчас не об этом. Приведу далее реальный случай, рассказ  про лежание в больнице. Какой бывает юмор про больницу.

Кормят хорошо, живем в 4-х местной палате, да и живут там 3-е. Вечерами с отделения попался коллективчик в преферанс играть в помещении столовой  —  в общем сказка. В палате со мной занятные люди оказались. Один получил от главврача кличку «шпагоглотатель», таким термином он характеризовал людей, живущих вопреки, то есть уже не должен, а жив Курилка! Весёлый, общительный, компанейский человек, а как иначе шпаги глотать? Не получится!

Второй сосед получил от отделения кличку «электрик Иванов». То есть, что он Иванов в карточке было написано и в паспорте, наверное, а то, что он слесарь и электрик, и вообще мастер на все руки и, видимо, ноги, он рассказывал всем, кому представлялся, а преставления заслуживал каждый, кого он увидит, общительный субъект короче! Как все яростные представители победившего пролетариата он пил, причём много, с тем и попал: выпил херь какую-то, ноги и отекли, да так, что сапоги срезать пришлось!

Вспоминается анекдот.

Два алкаша обсуждают программу на вечер.

Один:

-Ну что сегодня пьём?

-Да вроде нечего! Выпили всё, только ракетное топливо осталось! А мы его не пьём.

-Не пили! А давай попробуем!??!

-Давай.

Выпили. Посидели. Разошлись.

По утру созвонились:

-Привет. Ты как?

-Да окейно.

-А в туалет ходил?

-Да нет ещё.

-Вот и не ходи — я тебе из Австралии звоню!!!

В добавок он курил престижнейшие сигареты «Луч», причём, оберегая одноразовую зажигалку, он прикуривал в палате, а потом бежал курить на лестницу, часть аромата задерживалась в палате… Думаю подожжённая портянка пахнет также.

Его непретязательную душу интересовали многие вещи, которые обычные люди и не спросят, даже если интересно, постесняются. Яркий пример: уборку в палатах по утрам делали не вполне психически здоровые люди, экономил институт на зарплате, а убогим приработок давал. Они всё понимают, делают, что должны, а вот по части поговорить не сильны и на лицо не комильфо. Вот протирает пол такая тётенька в нашей палате, а мы, значит, на коечках лежим. Пациент Иванов ногу на ногу закинул и вопрошает: «Мать, а у тебя (*)-то есть?»

* — друг, с которым связывают интимные отношения, регулярно исполняющий супружеский долг. Похоже на слово хахаль, только нецензурная отглагольная форма.

Что уж бедняжка услышала, о чем подумала не берусь судить, в мир выдала тоненьким, нечётким, слегка плывущим голоском: «Да, ну это тоже надо…» И стыдно за козла Иванова и женщину жалко и хохот распирает. Юмор про больницу он специфический.

Еще Иванов был до нелепости, по-детски, наивен, так он считал, что когда по радио звучат песни — это где-то в студии поют артисты и, когда радиоточка включается в 6.00 утра — это они, артисты эти, в такую рань приезжают на эту студию и ну петь! Больше таких людей мне видеть не доводилось! Он считал это серьёзным подвигом и пропустить это считал невозможным для себя и недостойным образованного человека, к коим, безусловно себя относил. Иванов был меломан в последней стадии, подпаялся к радиоточке и на персональный кассетный магнитофон «Электроника» записывал понравившиеся композиции. К телевизору на этаже Электрик тоже был подсоединён, не он, магнитофон его. И, однажды, он подскочил к голубому экрану и переключил отдушину женской части отделения — мексиканский сериал, типа «Рабыня Изаура» на волшебный концерт отечественной попсы, который засёк где-то, со словами :» На полчаса всего!» И давай магнитофон подключать!

Ещё не могу пропустить то огромное впечатление, которое Иванов произвёл на сестру-хозяйку отделения. Осчастливив её доброй вестью о своём всеумении он бросился ремонтировать весь её нехитрый рабочий инвентарь. Где он брал запчасти к утюгам, швабрам и кипятильникам уже не узнать, скажу только его крылатую фразу: «Посайгачить по госпиталю». Вообще термин посайгачить обычно применялся им по отношению к спиртному. Так он часто интересовался у других, уже прооперированных пациентов сможет ли он после операции посайгачить до ларька, где водку продают.

Касательно спиртного приведу ещё одно выражение с отделения, которое услыхал от одного из болезных: » А что, дружище, не принять ли нам с тобой пол-литра внутри-желудочно?» По части этих возлияний электрик Иванов был в первых рядах, особенно как подлечился капельницами и диетой. Чтобы чуть обелить пьяниц скажу лишь, что по прошествии операции я отметил выписку медицинским спиртом в компании двух медсестёр и коллеги по преферансу. Но это всё прелюдия, которую пора кончать, пожалуй. И переходить к развязке истории лежания в больнице.

Как и все на отделении я там находился для проведения оперативного вмешательства в жизнь своего заплутавшего организма. И рано или поздно оно случилось. После операции надо тихонько лежать только на спине 1-й день и еще пару дней на спине или правом боку, пока там внутренности заживают. И смеяться довольно больно. Могу это с уверенностью утверждать как человек прочитавший впервые сборник анекдотов про Штирлица.

Как это там. Разведчика уже час рвало на родину или, «издевается»-подумал Штирлиц, «кольцевая»-догадался Мюллер.

Больного Иванова готовили к операции сразу после меня, резали на 2 раза в неделю. Перед операцией всех, извиняюсь, чистят, то есть предлагают на выбор: клизму или слабительное. Каждый выбирает, конечно, сам. Я, как и многие выбрал слабительное. Добрая медсестра ломает ампулку с магнезией( миллилитров 20- максимум 30) в стакан это — ты бодро выпиваешь и через короткий промежуток времени всё, заметьте совершенно легко и безболезненно происходит. Думаю через это проходит 99% всего отделения, клизму выбирают особые поборники естественности и здорового образа жизни. Отмечу, что электрика Иванова знала и тепло «любила» вся клиника, я до этого случая даже не представлял как.

В один прекрасный вечер, по-моему второй или третий после моей операции, на бок мне можно было поворачиваться это точно! Так вот, вечерком в нашу палату заходит маленькая, худосочная такая, хрупкая на вид, но несомненно много повидавшая и, от этого, мудрая и решительная медсестра Оля:

— Больной Иванов выпейте! — говорит она протокольным голосом, недопускающим возражений.

— Твоё здоровье, дочка! — заученным движением электрик хлопнул гранёный стакан прозрачной жидкости, налитый по края.

Все всё понимают, процедура у нас с соседом уже позади, медсестре вообще не привыкать. Откуда они взяли столько магнезии?! Ума не приложу. Оля вышла, мы стали ждать.

Не о чём не подозревающий Иванов лежал на койке, закинув ногу на ногу и почитывая газету. Внезапно в нём случилась резкая перемена: одним прыжком, будто в мультике, он перешёл из лежачего положения в сидячее по-турецки, причём с невероятно, неестественно прямой спиной, как-будто аршин проглотил, ещё секунда:  и «пулей», будто несчастный кот из мультфильма «Том и Джери» он вылетел в коридор. Как мы ржали!!! И смеяться нельзя, больно ведь когда внутренности трясутся! Но сдержаться я не мог! Через полчасика Иванов вернулся. С согбенными плечами, понурив голову, очищеннй изнутри электрик плёлся на койку. Он лёг и снова взялся за газету. Пауза была недолгой. Он снова подпрыгнул и вылетел в коридор. Мы ржать. Кататься от хохота не мог, за бок держался, пытаясь унять боль. Раза три он точно летал «на базу». Потом я уснул, сосед рассказывал, что боевые вылеты продолжались ещё полночи. С утра Иванов поклонился в пояс Оле со словами:» Спасибо, дочка! Так прочистило!»

В качестве послесловия скажу, что операции Иванов избежал, по причине, что выгнали. В день перед операцией он позвонил сожительнице и попросил принести две пол-литры водки, так как внутренности перед операцией требуется промыть и стерилизовать. Допускаю, что она поверила. Медсёстры пытались успокоить Иванова, громко вторившего магнитофону «Электроника» в коридоре. И пахло от него в тот вечер, видимо, не цветами.

Запомнилась мне эта история лежания в больнице ещё и тем, что мне повезло: не отрезали ничего лишнего. А так, юмор про больницу он специфический — ничего не поделаешь!

осень 1995 г

 Загрузка ...